Почему русский язык преподают как мертвый?
(«Other»)
23 июля Московская высшая школа социальных и экономических наук провела в кинотеатре «Пионер» открытую лекцию «Почему трудно учить родной язык?». О том, чем лингвистика похожа на детектив и как реагировать на двойку, если вы уже давно окончили школу, рассказала Мария Ровинская, научный сотрудник Центра социолингвистики ШАГИ РАНХиГС, преподаватель русского языка и литературы. Slon публикует материалы лекции в сокращении.
Все трудности с изучением языка, конечно же, берут начало в школе. Сложившаяся ситуация с преподаванием школьного русского мне кажется уникальной. Я не могу вспомнить ни одного предмета с такой же страшной судьбой, как у русского языка. Мы учим в школе грамматику, знаем, что такое части речи, у нас в голове множество терминов. Вроде бы все это нужно, чтобы понимать правила. Это инструментарий, позволяющий нам формулировать и грамотно излагать свои мысли на бумаге.
Но парадокс состоит в том, что часто навыки, которые даются в школе, мешают понять орфографическое или пунктуационное правило.
Есть огромное количество лишних усложнений: не нужно, например, отличать причастие от прилагательного, чтоб понять, две буквы «н» в слове или одна.
Возникает интересный эффект, связанный с соотношением школьной грамматики и науки вообще. Когда вы учились в школе, вы понимали, что школьная физика – часть большой настоящей физики, что вы узнаете азы, а если захотите стать физиком, пойдете, например, в МФТИ, где и столкнетесь уже с большой наукой. На школьном рисовании вы знали, что вам дают основы, но если вы захотите стать художником, придется очень многое освоить. Даже физкультура – часть чего-то большего, условной «науки», но русский язык воспринимается просто как технический навык. Большинство школьников, которых я опрашивала, не ответили на вопрос о том, частью какой науки является школьный русский, – это исключено из сознания. Между тем это ведь азы лингвистики, вернее – русистики.
Последствия такого восприятия оказываются следующими: когда перед взрослым человеком, окончившим школу, встает бытовая химическая задача – например, ему надо понять состав вещества, – у него не вызывает раздражения тот факт, что он не может задачу решить. И он не кричит, что в школе у него была пятерка по химии, понимая, что существуют задачи другого уровня сложности – биологические, математические и прочие, – с которыми в школе ему не приходилось сталкиваться. Возьмем другую ситуацию: некто, имеющий в школьном аттестате пятерку по русскому языку, делает более двух ошибок в неучебном тексте. Это вызывает у него возмущение! Существует иллюзия, что знания, которые даются в школе на уроках русского языка, – это все, что включает в себя лингвистика. Тогда как в школе мы узнаем довольно мало, причем между традиционной русистикой и школьной программой – огромный разрыв: последняя не является адаптированным вариантом первой и вообще не имеет к ней отношения. Она очень далеко от того, чем занимаются ученые, изучающие русский язык.
Если бы мы в школе учили язык через описание структуры и происходящих в нем процессов, это было бы намного интереснее. Лингвистика – наука захватывающая, как детектив. Но чем мы пичкаем детей? Таблицами и классификациями. Мы поделили все слова, вот, например, восемь разрядов наречий. Выучили. Зачем? Для орфографии и пунктуации эти классификации не нужны вообще.
Может быть, кто-то думает, что такие знания дают понимание языка? Но язык устроен совершенно иначе, в нем всегда есть какой-нибудь фокус – только нам кажется, что мы поняли, как все работает, обязательно отыщется хитрое исключение.
Как в жизни. На каждую стройную систему всегда найдется исключение, ведь язык живой.
Но школьному русскому языку это нравиться не может. Принцип его преподавания – это упорядочивание по клеткам, но язык-то и правда устроен по-другому, поэтому клетки – искусственные. Возникают чудовищные системы вроде разрядов местоимений или пары десятков видов придаточных в сложноподчиненном предложении, которые надо выучить, хотя запятая ставится в одном и том же месте. Непонятно, для чего это заучивать. Помимо громоздкости таких классификаций, возникают настолько комические явления, что даже стыдно такой учебник читать детям. Приведу пример из описания того, почему некоторые существительные имеют только форму множественного числа. Их хочется поделить. Мы же не можем сказать детям, почему так происходит. Брюки не более парный предмет, чем свитер, это не сразу в голову приходит, но некоторые парные существительные имеют форму единственного числа, а некоторые нет. И системы тут не найти. Почему среди парных оказалось слово «часы»? Мы можем, конечно, придумать объяснение, но оно будет притянуто за уши. Или однородные вещества: чернила, сливки. Непонятно, почему однородное вещество «сливки» менее однородно, чем слово «сок». Вопросы возникают именно потому, что классификация насильственная.
Нельзя просто детям объяснить, что все неоднозначно, что есть процессы, что язык меняется: в школе так не принято. И вот в двадцать первом веке иностранные языки мы изучаем по прогрессивным коммуникативным методикам, это идет быстрее, веселее. А родной язык учим так, как учили классическую латынь в Средневековье: по схемам и таблицам. Язык получается музейным – с текстами, которым сто пятьдесят лет, с архаичными конструкциями, он дан нам как эталонный образец, которым можно любоваться. Это слава и гордость русской литературы! Но представьте, что мы учили бы географию по картам, нарисованным сто пятьдесят лет назад.
Оторванность школьного языка от нормального русского и порождает проблему: это неинтересно, непонятно, это не про жизнь. Школа не дает инструмента, который дать должна, владения устной и письменной речью.
В связи с этим относительно недавно у новосибирских студентов и возникла идея «Тотального диктанта». Это единственный в мире проект, задача которого – вернуть язык его носителям, показать, что родной язык сложен, но безмерно интересен, и что, окончив школу, вы знаете о нем далеко не все. Проект довольно быстро распространился по Сибири, по России, в этому году все континенты (и даже космонавты!) писали «Тотальный диктант».
Идея в том, что текст для проверки знаний пишет современный писатель, текст не адаптирован, не обработан так, чтобы можно было поставить один пунктуационный знак, у вас есть выбор. Это сложная интеллектуальная игра: нужно принять решение и аргументировать его для себя.
Самая распространенная эмоция на двойку за такой диктант – изумление, когда мы рассказываем об ошибках и альтернативных вариантах. У людей возникает азарт, появляется желание постичь язык и играть в эту непростую грамматическую игру.
